Великий пожар в Смирне и подвиг японского капитана

Великий пожар в Смирне и подвиг японского капитана

В ходе катастрофы христианской цивилизации в Армении и Малой Азии (Геноцид христианских народов в Османской империи 1914-1922 гг.) на фоне разворачивающейся трагедии имели место подлинные акты гуманизма, милосердия и величия человеческого духа.

Примером подобного могут служить действия капитана японского грузового судна «Токей-Мару», имя которого, к великому сожалению, затерялось в анналах истории.

Корабль под его управлением стоял на рейде в Смирне во время Великого пожара в сентябре 1922 года. Это были те самые дни, когда в этот крупный город, расположенный на малоазийском берегу Эгейского моря, получив материальную и военную помощь Советской России и великих держав и тесня терпящие поражения греческие войска, ворвались части турецкой армии под командованием Мустафы Кемаля – будущего отца всех турок. Турецкие части по традиции сопровождала толпа мародерствующей мусульманской черни, вожделевшей грабежа. Турки подожгли Смирну и приступили к истреблению ее христианского населения.

Началось всё, как обычно, с армянского квартала. Аскеры выбрали момент, когда сильный ветер начал дуть со стороны мусульманской части города и подожгли одновременно множество домов в армянском квартале, предварительно облив их бензином. Это было 13 сентября. Резня сопровождалась тотальным грабежом и чудовищными зверствами. Садисты подвергали людей варварским истязаниям, девушкам после многократных изнасилований отрезали груди.

Опьяненные безнаказанностью, турки растеклись и по остальным кварталам христианской части города, обливая бензином и поджигая дома. Спустя считанные часы пожар объял уже весь город. Спасаясь от резни и бушующего огня, тысячи обезумевших от ужаса людей бросились к набережной, отчаянно пытаясь попасть на борт боевых кораблей союзников, стоявших на якоре в гавани Смирны. Но тщетно: европейцы, ссылаясь на нейтралитет, предпочли не вмешиваться. Лишь несколько находившихся там греческих кораблей, приняв на свои борта ничтожную часть спасавшихся, переправили их в Грецию. Турки не посмели резать людей на глазах у союзников, однако блокировали порт, перекрыв поставку нуждающимся пресной воды и пищи, мотивируя это тем, что в толпе людей могут скрываться вооруженные лица. В итоге набережные некогда цветущей Смирны превратились в кромешный ад: те, кому удалось спастись от огня и турецкого ятагана, умирали от голода и жажды на глазах у моряков союзного военного флота, равнодушно взиравших на гибель последнего оплота христианской цивилизации в Малой Азии. Дабы прекратить мучения, отчаявшиеся люди убивали собственных детей, а потом кончали с собой. Другие – сдавались туркам на верную смерть. Дабы заглушить крики умирающих людей, в порту постоянно исполнял жизнерадостные марши турецкий военный оркестр. Торжествующий Кемаль, наблюдавший со стороны за полыхающим городом, удовлетворенно проговорил: «Я вижу в этом великий знак того, что Турция очистилась от предателей и иноземцев. Отныне Турция принадлежит туркам!». Позднее Уинстон Черчилль напишет: «Кемаль отпраздновал свой триумф превращением Смирны в пепел и истреблением всего местного христианского населения». Страшных последствий турецкого варварства коснулся и посетивший город в качестве корреспондента будущий нобелевский лауреат по литературе, американский писатель Эрнест Хемингуэй, описавший происходившее в своем рассказе «В порту Смирны» .

Но вернемся к отважному японскому капитану. Хотя судно под его командованием было полностью загружено дорогостоящим грузом, тем не менее, он без колебаний сбросил весь груз за борт и принял на борт несколько сотен отчаявшихся беженцев, которых затем в целости и сохранности доставил на безопасные греческие берега, совершив, тем самым, настоящий гуманитарный подвиг.

Ужасающая резня в Смирне и прилегающих к ней районах, вошедшая в историю как Великий пожар в Смирне, унесла жизни от 200 до 250 тысяч христиан — греков и армян, поставив крест на тысячелетнем христианском присутствии в Малой Азии. Были изнасилованы тысячи женщин, угнаны во внутренние районы страны на каторжные работы и последующее умерщвление десятки тысяч мужчин, юношей и подростков. Те же, кому удалось чудом выбраться из объятого огнем и смертью города, покинули его навсегда. В огне пожара сгорели сотни домов, церквей, монастырей, школ, училищ, банков, консульств, больниц. На древнюю Смирну, которую из-за ее христианской составляющей сами турки называли промеж собой «Гявур Измиром», опустилась средневековая тьма.

Сразу вслед за уничтожением города в игру вступила турецкая пропаганда. Уже 17 сентября Кемаль направил в турецкий МИД депешу с разъяснениями касательно «правильной интерпретации» событий в Смирне. Согласно им, город подожгли… сами христиане, дескать, побуждаемые к этому своими религиозными лидерами, видевшими в этом свой священный долг. А вот турки, наоборот, делали все от них зависящее для спасения Смирны, и не их вина, что сделать этого не удалось. В разговоре с французским адмиралом Дюменилем Кемаль прямо обвинил в поджоге Смирны… армянских женщин: «Мы знаем, что существовал заговор. Мы даже обнаружили у женщин-армянок всё необходимое для поджога… Перед нашим прибытием в город в храмах призывали к священному долгу — поджечь город».

Версию о непричастности турок к поджогу города с готовностью подхватил целый ряд западных журналистов того времени, освещавших перипетии греко-турецкой войны со стороны турок. Позднее к ним присоединились и некоторые советские историки, симпатизировавшие Кемалю и видевшие в нем проводника экспорта мировой революции на мусульманский Восток. Ну, а в самой Турции данная версия, разумеется, стала официальной трактовкой событий.

Любопытно, что нынешний президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган в вопросе переложения вины за уничтожение Смирны на плечи самих жертв проявил досадную несогласованность со своим предшественником Кемалем. В апреле прошлого года, выступая в ходе своей избирательной компании в Торгово-промышленной палате Смирны и рассказывая о событиях вековой давности, он, вместо того чтобы, придерживаясь кемалевской версии, обвинить в уничтожении города армянских женщин, возложил вину на… греческих солдат, заявив буквально следующее: «Самый большой удар, нанесенный этому прекрасному городу, – это греческие солдаты, которые сожгли Смирну во время своего отступления». Можно было бы, конечно, указав на нестыковку, воззвать к совести Эрдогана, но, боюсь, она у него отсутствует напрочь также, как отсутствовала у Кемаля.

Зато, в контексте темы Великого пожара в Смирне, можно констатировать, что рулады нынешних закавказских турок о том, что в Сумгаите и Баку армяне «сами себя вырезали» — отнюдь не ноу-хау азагитпропа. Как видим, у апшеронских фальсификаторов имеются «достойные» учителя.

Что же касается отважного японского капитана, то за последние несколько лет на различных мероприятиях по всему миру ряд греческих и армянских организаций отдал дань благодарности Японии за беспрецедентный акт человечности со стороны ее гражданина. Увы, и по сей день имя благородного капитана японского корабля остается неизвестным.

ПАНДУХТ

 

На снимке: Судно под японским флагом (возможно, как раз «Токей-Мару») в порту Смирны, 8 сентября 1922 года

Հետևեք մեզ նաև Telegram-ում